Глава 6

   Так маленьких владелиц Шамордина не стало и, казалось, его ожидало полное запустение. Но, наоборот, теперь-то и стало открываться его истинное значение и, казавшиеся прежде странными некоторые распоряжения Старца, теперь становились ясными. М. Амвросия, по благословению Батюшки, перед смертью сделала духовное завещание, в котором говорилось, что хутор Шамордино она оставляет в пожизненное владение своим внучкам, а в случае их смерти желает устроить там женскую общину, и на содержание сестер и священника положила небольшой капитал. Так, со смертью девочек, сама собой возникла женская община, первыми насельницами которой были все жившие при м. Амвросии и её внучках, благочестивые и преданные ей люди, числом до 30, которые и до сих пор отличаются от прочих названием «Ключаревских». С тех пор Старец начал хлопотать об устройстве там храма и вот тут-то открылось все пророческое предведение Старца: план барского дома как раз соответствовал всем требованиям для устройства при нем храма. Когда храм был готов, Старец сделал официальное представление об его освящении и об открытии женской общины.
    В это время в г. Козельске жила некто Софья Михайловна Астафьева, глубоко преданная Старцу. Богато одаренная от природы, она обладала красивой наружностью, умом, энергией, силой воли и благородством характера; она была выше уровня людей одинакового с ней положения и имела в обществе большой успех. Она имела двух братьев и двух сестер. Младшая сестра была замужем, а старшая Мария имела тихий сосредоточенный характер, с увлечением предавалась поэзии, отвлеченной философии и религиозному настроению, почему тяготилась жизнью и её требованиями и кончила тем, что на 29 году своей жизни ушла в Аносину обитель, где предалась аскетическим подвигам. Впоследствии она перешла в Казанскую общину где и окончила свою жизнь. Оба брата также были в монастыре.
    Софья Михайловна вышла замуж за небогатого, но хорошей фамилии помещика Андрея Николаевича Янькова, который был еще молодой, но болезненный и она скоро овдовела, имея от него дочь Надежду. Софья Михайловна очень любила посещать разных старцев и многие из них таинственно прорекали ей иноческую жизнь. Так попала она и в Оптину Пустынь; увидя старца Амвросия она постигла своей чуткой душой, что это старец великой духовной силы и искренно, вседушно вверила ему свою жизнь, открыв вместе с тем и свое заветное желание посвятить себя монашеской жизни. Старец в свою очередь, провидя твердость её намерения, подверг ее тяжелому испытанию. Он сказал ей, что пришлет к ней в номер одного пожилого господина, чтобы она хорошенько пригляделась к нему, так как ей придется выйти за него замуж. Никакой удар грома так не мог бы ошеломить ее, как это приказание Старца. Но её сильная натура не умела колебаться, и, раз вверив себя Старцу, она не задумываясь покорилась ему. Господин этот оказался Козельским помещиком, Николаем Ивановичем Астафьевым; человек это был очень хороший, но крайне болезненный и с очень тяжелым характером. Жизнь с ним, из одного послушания Старцу, была для нее подготовительной школой отречения от своей воли. Вскоре Батюшка сделал Софью Михайловну попечительницей новоустрояемой общины, и её частые поездки в Шамордино сильно не нравились её мужу. «Опять ты к своим манефам едешь!» скажет он, увидав, что она куда-то собирается ехать. Но несмотря на это он все-таки пожертвовал туда колокол и завещал похоронить себя в новой общине, и действительно скоро умер. Софья Михайловна ухаживала за ним с истинным христианским терпением, и своею священною обязанностью считала чем только могла успокоить и облегчить его страдания.
    Сделавшись свободною, она приняла самое широкое участие в устройстве общины и, имея практический ум и понятие в постройках и хозяйстве, была самой деятельной помощницей Старца. 4 сентября 1884 года Батюшка сам облек ее в иноческое одеяние и представил архиерею к утверждению Софьи Михайловны Астафьевой – управляющею новой общиной, что и было исполнено. 1 октября того же года совершено было открытие новой Казанской женской общины и освящение в ней храма в честь Казанской иконы Божией Матери. К этому времени Старец перевел из Белевского монастыря некоторых монахинь – своих духовных дочерей в свою новую обитель, поручив им высшие должности, с целью ввести здесь должный монастырский порядок.
    Для совершения церковных служб в ней, был определен священник о. Иоанн Троицкий, вдовец уже преклонных лет, живший ранее за штатом в Калужском Крестовом монастыре. Он всей душой полюбил место своего нового служения, искренно привязался к обители и горячо принимал к сердцу все её радости и горести. Это был тип иерея доброго старого времени; по наружности был иногда суров, характер имел горячий и вспыльчивый, но отличался прямотой и имел очень доброе и отзывчивое сердце. Помогал не только своим родным, но даже и сестрам и всегда делал это тайно. Монахов он недолюбливал и весьма неохотно допускал их до служения в храме общины, но к Старцу питал глубокое уважение и всегда почтительно к нему относился; в большие праздники он надевал все свои ордена и медали и отправлялся в Оптину поздравлять Старца.
    С сестрами он жил мирно и если, по своей вспыльчивости, он иногда не сдерживался и возвышал свой голос более должного, то успокоившись всегда сознавал свою вину и первый шел на примирение. Чаще всего ему приходилось иметь столкновение с пономарками и церковницами; иной раз не угодят ему чем-либо, он вспылит и накричит на них порядком. Но вот гнев его остыл и он чувствует себя неловко перед обиженной сестрой; вынув за нее просфору, он подзовет ее, и давая просфору ласково скажет: «на вот тебе, небось обиделась; ну, помиримся уж!» Однажды придя в церковь под воскресный день служить всенощную, он был сильно не в духе: на всех ворчал, все было не по нем. Во время пения стихир, онь вышел из алтаря кадить; сестра которая канонаршила, переходя с правого клироса на левый, встретилась с ним на солее, произнося запев: Мене ждут праведницы. О. Иоанн не стерпел и проговорил ей вслед вполголоса: «ну как же, только тебя там и не доставало». Певчим показалось это очень смешно и они тихонько засмеялись; засмеялся и сам о. Иоанн и с той минуты настроение его изменилось. Все его подобные выходки отличались добродушием и чужды были всякой желчи. Перед смертью он тяжко заболел и его отвезли в Оптинскую больницу, где он и скончался, заповедав непременно похоронить его в общине.
    Освящение совершал сам Калужский преосвященный Владимир; по окончании службы, он сказал сестрам, которых к тому времени было около 70 человек, назидательное слово, вручив их самих и всю обитель покрову Царицы Небесной.
    С того дня потекла трудовая, но мирная жизнь, под благодатным осенением Царицы Небесной, под руководством святого Старца, как мать пекущегося о своем новом детище и при мудром управлении настоятельницы Софии, которая сама была первой послушницей Старца. Все порядки, устав, время богослужения, словом все в обители устраивалось и вводилось согласно указаний Старца – главного её устроителя. Нужно ли было назначить сестре какое послушание, или отпустить на родину, или же перевести в другую келью, на все это настоятельница предварительно испрашивала благословения Старца. Наблюдая за общим порядком и в частности за жизнью каждой сестры, матушка София старалась внушить им должные понятия о монашеской жизни, а в особенных случаях душевного состояния, отправляла их к самому Старцу, которому жизнь и внутреннее состояние каждой сестры было хорошо известно. Так однажды одна из сестер, принятых Старцем в обитель, стала тяготиться скудостью и трудностью жизни и задумала уйти из обители. Решившись окончательно, она собрала кое-какие вещи с вечера, чтобы как только отворят ворота к утрени тайком покинуть монастырь. Часов в 10 вечера, монахиня, у которой она жила, послала ее на чердак снять висевшее там белье. Послушница заворчала: «Матушка, куда же я ночью полезу на чердак, темь такая». – «А ты, ответила ей монахиня, разве не знаешь; что в монастыре всякое послушание нужно исполнять без оговорок». Делать было нечего, пришлось лезть на чердак. Оступившись в темноте, она свалилась оттуда, сильно разбившись. Долго она прохворала и когда поправилась пришла в Оптину к Батюшке. Только что вошла она в его келью, как Старец сказал ей: «Кайся, какие помыслы были у тебя, когда ты шла на чердак?» – «Простите, Батюшка», – ответила виновница, – «я наутро решила тайком уйти из обители». Батюшка на это сказал: «Ну вот и хорошо что расшиблась, а то бы ушла, а если бы ушла, то много бы скорбей и болезней повидала». Послушница просила прощения, обещаясь все терпеть, только прибавила: «Да уж очень, Батюшка, у вас в Шамордине трудно, и голодно, и тесно, и ничего там нет – плетни одни», а Старец на это ей сказал: «Погоди, придет время, в Шамордине всего будет в изобилии, и многие захотели бы быть там, да не всем дано будет, а только тем у кого Ш на лбу написано, а у тебя написано». – «Ничего у меня не написано», противоречила послушница. – «Нет написано», твердил Батюшка и при этом стал карандашом чертить у ней на лбу букву Ш. «Мне больно, Батюшка», – сказала она. – «Так и нужно, чтобы лучше помнила».
    Шамордино свое Батюшка очень любил, заботился обо всем и обо всякой мелочи, утешал сестер и не пропускал случая сделать им назидание. Иногда Батюшка присылал что-нибудь на трапезу в «утешение». Так однажды присланы были им груши. Старшая трапезница рассчитала по сколько каждой должно достаться и велела разложить по тарелкам. Трапезницы раскладывая груши, соблазнились и съели несколько штук, и груш конечно не достало. Старшая пожаловалась на них Матушке настоятельнице, которая поставила виновных на поклоны. Батюшка в это время приехал в Шамордино и когда ему рассказали, то он с материнской нежностью отнесся к проказницам и сказал: «Да я бы лучше им еще прислал». Вскоре после этого старшая садовница пришла к Старцу с жалобой, что сестры ночью обобрали у ней весь крыжовник. «Да что же это за монашки, подумайте только», – кипятилась она, – «весь крыжовник оборвали», а Старец старался ее успокоить уверяя, что это наверное деревенские ребятишки проделали. Садовница же не унималась и называла даже имена, а Батюшка все будто не верит ей, так и проводил. Когда она ушла, Батюшка позвал к себе этих сестер и велел показать руки. Руки оказались все исцарапанными. Они просили прощенья, а Батюшка долго говорил им, строго приказывая никогда не брать ни одной ягоды без благословения, говоря что Адам и Ева за одно только яблочко потеряли рай.
    Средства в обители были довольно скудны, а народу прибавлялось и приходилось строить новые корпуса. Для того, чтобы лучше знать где и как что построить, летом 1885 г. Старец сам приехал в свою обитель.
    Радость сестер была неописуема, это было общее ликование, светлый праздник. Никто не подозревал, что им готовятся скорби. На второй день пребывания Батюшки в Шамордине, Матушка София внезапно почувствовала себя нехорошо и с ней сделался легкий ударчик. Встревоженный и озабоченный Старец поспешил к больной, и затем в тот же день уехал обратно в Оптину.
    Преждевременный отъезд Старца, внезапная болезнь Матушки Настоятельницы повергли сестер в печаль и уныние, а между тем готовилось еще новое испытание. На следующий день сестры заметили какой-то свет и в ужасе увидали, что горит гостиница. Растерявшись, они боялись испугать больную Матушку и не решались звонить; между тем, пламя увеличивалось, ветер дул прямо на монастырь, а воду надо было брать из под крутой горы. М. София, услыхав смятение и заметя встревоженные лица сестер, стала было спрашивать, но, увидя в окно освещенный монастырь, догадалась в чем дело. Она приказала немедленно вынести Казанскую икону Божией Матери, а сама с помощью сестер вышла в церковь (смежную с её помещением) и стала молиться, укрепляя при этом малодушных сестер. Лишь только св. икона была вынесена, пламя повернуло на лес. Опасность миновала и вскоре пожар прекратился, а на следующий день был отслужен благодарственный молебен. Этот случай заставил Матушку позаботиться об устройстве водопровода.
    История чтимой иконы Казанской Божией Матери, имени Которой посвящена обитель и храм следующая: когда м. Амвросия жила еще в Белевском монастыре, пришла раз к ней женщина, принесла икону Казанской Божией Матери и просила взять ее в заклад, а ей дать 10 руб., так как она умирает с голоду. М. Амвросия дала ей 10 руб. и взяла икону. Прошло много времени, за иконой никто не являлся, так она и осталась у м. Амвросии. Однажды приходит другая женщина и просит показать ей какие у них в келье есть иконы, рассказав при этом, что у неё сильно болит рука и на днях она видела сон будто молится перед иконой Казанской Божией Матери и слышит голос: «Возьми масла из лампады от этой иконы, которая находится в Белевском монастыре, мажь больную руку и получишь исцеление». Женщина пояснила, что ходила по всем кельям, а такой иконы не находит. Повели ее в келью м. Амвросии и она как увидала икону Царицы Небесной, оставленную женщиной за 10 руб., так и всплеснула руками, закричав: «Вот Она, Матушка Царица Небесная, Та Самая, Которую я видела во сне», и упала перед иконой на колена. Дали ей маслица из лампадки и она ушла. Спустя несколько времени приходит опять и приносит с собой бутылку деревянного масла для лампады перед иконой Царицы Небесной, в благодарность за полученное исцеление.
    С тех пор м. Амвросия велела зажигать неугасимую лампаду, для чего всегда покупала масла на 10 руб. в память того, что Царице Небесной угодно было за 10 руб. поселиться у неё в келье. Однажды вышло все масло, а денег в это время не было ни копейки. Заскорбела м. Амвросия и села растапливать печку, как она обыкновенно делала, когда бывала чем-нибудь расстроена. Подкидывая щепки, она говорит одной келейной: «Там на шкафу лежат старые письма, принеси их, я буду ими поджигать дрова». Келейная подала целую охапку, и м. Амвросия стала кидать по одному в печь. Вдруг ей попался нераспечатанный конверт. Вскрыв пакет, м. Амвросия вскрикнула от радости и удивления: «Сестры, сестры, смотрите-ка, Царица Небесная какое чудо сотворила!» В конверте оказалось 10 рублей. С тех пор стали особенно чтить эту икону и старец Амвросий не раз говорил сестрам, указывая на нее, что она – чудотворная.
    Когда скончалась м. Амвросия и Батюшка опасаясь как бы сын её (отец её внучек) не взял из Шамордина вместе с другими вещами и эту икону, послал туда о. Анатолия, приказав ему как можно скорее отвезти икону в Рудново, откуда она была затем увезена еще дальше в только что купленный хутор Преображенское, где и оставалась, пока не миновала опасность, а затем торжественно возвращена в Шамордино. Когда Батюшка в первый раз приехал осмотреть Шамордино, то войдя в залу он долго молился перед этой иконой и обратясь к сестрам еще раз повторил: «Храните эту икону – она чудотворная!» Вскоре после открытия общины принесли туда из Перемышля икону Святителя Николая. Икона Казанской Божией Матери стояла уже на первом месте, а у управляющего Феодора Феодоровича Телегина в квартире находился точный список с неё. Духовенство Перемышльское отслужив молебен пошло к Феодору Феодоровичу на закуску. Диакону очень понравился список и он вслух отдал ему предпочтение. Вечером была всенощная; пропели величание, диакону нужно было говорить ектенью, но он молчал. Через несколько минут он оправился, но был бледен и весь дрожал. После он сообщил, что пропев величание, он взглянул на икону и чуть не упал: от неё исходили такие яркие лучи, что кроме них он ничего не видал. Когда рассказали это Батюшке, то он сказал: «Никто имея что-нибудь на совести не может вынести взора Царицы Небесной с этой иконы». 

←  Глава 5 Глава 7 →
Возврат к списку
Адрес:
249706, Калужская область, Козельский район,
п/о Каменка, Шамордино, монастырь
© 2009-2024 Официальный сайт Казанской Амвросиевской
ставропигиальной женской пустыни